Кристофер Прист - Лотерея [Подтверждение]
Это было возвращение автономного «я», временно утраченного мною при посадке на корабль. Мой страх перед Мьюриси не имел под собой никаких разумных оснований, этот остров был перевалочным пунктом, местом пересадки с корабля на корабль, и никак не более. К тому же меня там ждали. Там имелась контора Лотереи Коллаго, то есть люди, которые обеспечат следующий этап моей поездки.
Я стоял на носу корабля до самого момента швартовки, а затем нашел Сайнхемов, пожелал им счастья, попрощался и пошел в каюту за саквояжем.
Несколько минут спустя я уже шел по набережной, высматривая такси.
7
До конторы Лотереи Коллаго было всего пять минут езды, она располагалась в узком тенистом переулке. Я расплатился с водителем, и старая пропыленная машина тут же умчалась, вовсю громыхая по булыжной мостовой. В конце переулка она резко свернула направо, сверкнула стеклами, вылетая из тени на свет, и присоединилась к сотням других машин, с ревом мчавшихся по улице.
Контора Лотереи, схожая скорее со средних размеров выставочным залом, смотрела на улицу двумя большими зеркального стекла окнами. В дальнем от окон конце, за целым лесом растений в кадках стояли письменный стол и несколько шкафчиков. За столом сидела молодая женщина, она листала какой-то журнал.
Я подергал дверь, но та оказалась заперта. Женщина услышала, вскинула глаза и помахала мне рукой. Затем она достала из ящика стола связку ключей.
После ленивых убаюкивающих ритмов корабельной жизни, оставленной мною считанные минуты назад, Мьюриси-Таун был настоящим потрясением. Ничто, виденное мною прежде на мелких островах — как, впрочем, и дома, в Джетре, — не приготовило меня к встрече с этим жарким, шумным, суматошным городом.
Он казался хаотичным смешением автомобилей, людей и зданий. Все его жители двигались с поразительной целеустремленностью, вот только их цели были абсолютно загадочны. Автомобилисты носились здесь с немыслимой в Джетре скоростью, резко тормозили и резко рвали с места, поворачивали на двух колесах, с оглушительным визгом покрышек, и непрерывно гудели. Дорожные знаки на двух языках не придерживались никакой очевидной системы, было даже не заметно особого стремления к их взаимосогласованности. Не в пример чопорным эмпориумам Джетры здешние магазины были настежь открыты миру, их товары яркой многоцветной пеной выплескивались наружу, едва не под колеса проносящихся мимо машин. Везде валялись пустые бутылки и коробки. Люди принимали солнечные ванны, лежа на газонах, привалившись к стене какого-нибудь здания или сидя под яркими балдахинами открытых баров и кафе. Улочка, на которую мы по неосторожности свернули, была напрочь перекрыта импровизированным футбольным матчем, что заставило моего водителя цветисто выругаться, врубить заднюю и опасно, почти не оглядываясь, вернуться на главную магистраль. Отдельною песней были обвешанные гроздьями пассажиров автобусы; у меня создалось впечатление, что их водители истово верят в свое, ничем, кроме собственной наглости, не подтвержденное право ездить по средней полосе. В структуре города не было и следа какого-либо общего замысла, он представлял собой дикую путаницу улиц и улочек, тесно зажатых между обшарпанными кирпичными зданиями, и как небо от земли отличался от Джетры с ее величественными проспектами, спланированными, если верить легенде, так, чтобы по ним мог промаршировать к плечу плечо целый взвод Сеньоральной гвардии.
Все это я увидел и, сколько мог, впитал за немногие минуты, проносясь по улицам в немыслимой, какие встречаются только в кино, машине. Это был огромный допотопный седан, густо покрытый пылью и засохшей грязью, с ветровым стеклом, сплошь залепленным дохлыми насекомыми. Его широкие, обтянутые искусственным мехом сиденья были слишком мягки, чтобы быть удобными; ты утопал в них с неприятным ощущением избыточной, приторной роскоши. В облицовке машины соседствовали потемневший хром и шелушащаяся фанера, внутренняя сторона ветрового стекла была плотно заклеена фотографиями женщин и детей. На заднем сиденье мирно спала собака, из включенных на полную мощность динамиков рвались визги и вопли какой-то поп-группы. Водитель крутил баранку одной рукой, другую он высунул в окошко и хлопал ею по крыше в такт музыке; машина проходила повороты, лязгая подвеской и сильно раскачиваясь.
Город поражал своим беспечным безразличием ко многому, что я считал само собой разумеющимся: покою, безопасности, правопорядку, заботе об интересах ближнего; он словно находился в вечном раздоре с самим собой. Шум, пыль, жара, яркий свет; город тесный и крикливый, вздорный и неопрятный и — до предела заряженный жизнью.
Однако я не ощущал ни тревоги, ни страха, ни даже возбуждения, разве что интеллектуальное. Не скрою, у меня перехватывало дыхание от бешеной гонки, устроенной таксистом, но нужно учесть и более широкий контекст. В Джетре такой водитель мгновенно попадет в аварию либо его остановит полиция, однако в Мьюриси-Тауне все находилось на одном уровне хаоса. Я словно некоторым образом угодил в другую вселенную, в такую, где все параметры реальности заметно выросли: шумы стали громче, цвета — ярче, толпы — гуще, жара — сильнее, время неслось быстрее. Меня охватило странное, как во сне, ощущение отрешенности. Здесь, на Мьюриси, никто и ничто не причинит мне вреда, потому что я нахожусь под защитой опасного хаоса нормальности. Такси не разобьется, эти ветхие здания не обрушатся, никто из этой уличной толпы никогда не попадет под машину, потому что мы находимся в зоне более острого отклика, зоне, где обычные будничные беды просто никогда не происходят.
Это было веселое, головокружительное впечатление, и оно мне говорило, что я выживу здесь лишь в том случае, если приспособлюсь к местным законам. Здесь я мог делать такие вещи, на которые никогда не решился бы дома. Трезвое, ответственное поведение оставалось в прошлом.
Так что, стоя перед конторой Лотереи Коллаго, терпеливо ожидая, пока мне откроют дверь, я испытывал лишь самые первые схватки этого нового осознания. Прежде, на корабле, я лишь искренне претендовал на восприимчивость ко всему новому, а в действительности все еще находился в защитном пузыре своей собственной жизни. Я носил при себе все свои взгляды и надежды. А уже через несколько минут пребывания на Мьюриси пузырь был проколот и на меня хлынули ощущения.
Залязгал ключ, и половинка двери распахнулась.
Девушка смотрела на меня и молчала.
— Меня зовут Питер Синклер, — представился я. — Мне сказали, чтобы я шел сюда, как только сойду на берег.
— Заходите.
Она чуть посторонилась, пропуская меня в помещение; стараниями кондиционера там было настолько холодно, что я тут же начал чихать.
— Мне сообщали о Роберте Синклере, — сказала девушка, подходя к своему столу. — Это вы?
— Да. Я не использую свое первое имя.
Моим глазам потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть после улицы к относительно темному помещению, и лишь теперь, когда девушка повернулась ко мне лицом и села за стол, я заметил, что она очень похожа на Матильду Инглен.
— Садитесь, пожалуйста, — сказала девушка, указывая на кресло для посетителей.
Я аккуратно, с уймой совершенно ненужных телодвижений, уложил рядом с креслом свой саквояж и лишь потом сел; за эти мгновения мне удалось хоть немного взять себя в руки. Дело в том, что она не просто походила на Матильду, а походила поразительно! Не то чтобы в мелких подробностях, но и цветом волос, и прической, и фигурой, и формой лица. При непосредственном сравнении их сходство могло бы оказаться и не столь очевидным, но последние дни передо мною все время стоял зрительный образ Матильды, и не мудрено, что теперь, встретив эту девушку, я испытал некоторое потрясение. Ее сходство с той Матильдой, какую я помнил, было безукоризненным.
— Меня звать Сери Фултен, я являюсь здесь представителем Лотереи, — говорила девушка. — Мне поручено оказать вам всю возможную помощь и поддержку, вы можете обращаться ко мне с любыми…
Я благополучно пропустил всю эту корпоративную болтовню мимо ушей. Девушка в точности соответствовала порядкам и стандартам своей фирмы: на ней была ярко-красная униформа из короткой юбки и пиджака, уже виденная мною на сотрудницах Лотереи в джетранской конторе, одежда того сорта, какую носит персонал гостиниц, транспортных агентств и фирм по прокату автомобилей. Не то чтобы полный ужас, но несколько безвкусно, а также бесполо и лишено какого бы то ни было национального колорита. Единственной индивидуальной чертой был маленький значок на лацкане. Ухмыляющееся лицо известного поп-идола.
Мне она понравилась, но так оно, в общем-то, и было положено. На это был нацелен корпоративный образ. Кроме того, не нужно забывать о ее сходстве с Матильдой.
